the things you own end up owning you.
Кроме "привет" и "ага" *с самой, что ни на есть виноватой интонацией* я ничего не могу вымолвить более.
Девочки, сегодня был ПИЗДЕЦ.
Через каких-то 7 часов мне вставать, по комнате гуляет сквозняк, я не знаю как мне завтра вставать, но это было ОСВОБОЖДЕНИЕ, из какого-то мифического Азкабана или Алькатраса, как хотите.
Я не вижу, что печатаю, честно.
Мне очень, очень, очень стыдно.
И страшно.
Сейчас бы спать, не умываясь. Я просидела в соседнем дворе примерно полчаса, чтобы снова хоть что-то ощущать кроме неопределённости и чувства вины.
Тело, словно пушинка, невесомо и свободно. Но долг берёт своё.
Уже сейчас ничего не помню, лишь чувство греха и что я очень далеко от привычного ощущения самобичевания.
И завтра не будет лучше.
Будет лучше лишь в августе: или в начале, или в конце.
Я не хочу бороться. Я ДОЛЖНА бороться. Преодолеть эти вымышленные двенадцать миль до Дюнкерка, 3 дня до эвакуации, 72 с лишним часа до освобождения.
Девочки, сегодня был ПИЗДЕЦ.
Через каких-то 7 часов мне вставать, по комнате гуляет сквозняк, я не знаю как мне завтра вставать, но это было ОСВОБОЖДЕНИЕ, из какого-то мифического Азкабана или Алькатраса, как хотите.
Я не вижу, что печатаю, честно.
Мне очень, очень, очень стыдно.
И страшно.
Сейчас бы спать, не умываясь. Я просидела в соседнем дворе примерно полчаса, чтобы снова хоть что-то ощущать кроме неопределённости и чувства вины.
Тело, словно пушинка, невесомо и свободно. Но долг берёт своё.
Уже сейчас ничего не помню, лишь чувство греха и что я очень далеко от привычного ощущения самобичевания.
И завтра не будет лучше.
Будет лучше лишь в августе: или в начале, или в конце.
Я не хочу бороться. Я ДОЛЖНА бороться. Преодолеть эти вымышленные двенадцать миль до Дюнкерка, 3 дня до эвакуации, 72 с лишним часа до освобождения.
